Боль и повреждения органов
Ноцицептивная система настолько важна в эволюционной борьбе за выживание и возможность оставить потомство, что это перевешивает иногда бессмысленный и обессиливающий дискомфорт, вызванный болью. Теологи частенько ставят вопрос о смысле существовании боли и страдания в мире. Для эволюционных биологов ответ, хотя и не простой, по крайней мере, мыслим. То, что ответ на этот вопрос не прост, можно продемонстрировать на множестве примеров. Прямолинейной знак равенства между повреждением ткани и болью часто не выдерживает критики. Упомянутые выше хронические боли в спине лишь изредка могут быть напрямую связаны с конкретным повреждением тканей. В случаях ранений, особенно тяжелых, боль обычно сохраняется вплоть до излечения. Наиболее ярко это проявляется в случае т.н. фантомных конечностей. Годами после того, как ранения зажили, пациенты страдают от мучительных болей в ампутированных органах. Более того, есть хорошо документированные случаи, когда острая боль сохранялась в фантомной конечности при повреждении всех путей к ней. Иногда такое наблюдается у жертв катастроф с повреждениями спинного мозга. После острого периода пациент утрачивает чувствительность и подвижность ниже места перелома позвоночника, при этом в некоторых тяжелых случаях сохраняются мучительные боли в "неконтролируемых областях". Даже после хирургического вмешательства по перерезке болевых путей спинного мозга выше места перелома (см. ниже) у таких больных сохранялись колики и жжение. Такие больные - это вызов любой теории, связывающей возникновение боли с повреждением конкретной ткани. Возможно, дело в том, что мозг не может сравнить эфферентную копию , с отсутствующей афферентной картиной. Это предположение находит подтверждение в пока противоречивых, но тем не менее остроумных экспериментах, в которых с помощью системы зеркал у пациента создавали зрительную иллюзию, будто утраченный орган у него появился снова. В этом случае фантомные боли иногда резко ослабевали. Еще один аргумент получен в значительно менее трагических обстоятельствах. Если локальный анестетик инъецировали в плечевое сплетение , то пациент ощущал, что рука болезненно вывернута и находится в определенном, часто невозможном (завернута в грудную клетку), положении. Иллюзия устраняется, только если пациент смотрит на руку или нащупывает ее в реальном положении. В данном случае речь идет не об определенном паттерне афферентации, а об отсутствии такого паттерна, что "привлекает внимание" ЦНС. Напротив, боль часто не чувствуется, даже когда повреждения серьезны. Солдаты в пылу боя часто не замечают даже достаточно тяжелых ран. Только позже, когда битва проиграна или выиграна, но делать уже нечего, приходит боль. Знаменитый пример с доктором Ливингстоном и львом подтверждает это. Ливингстон вспоминает, как в глубинах Африки лев выпрыгнул из джунглей прямо ему на спину. Он помнит и ужасное рычание, и хищную пасть, и ужасные когти, рвавшие его тело, пока спасители не освободили его; но, пишет он, все это происходило, как во сне, он не чувствовал ни боли, ни ужаса. Доктор Ливингстон не сомневался, что все это подтверждает благодеяние бога, который не позволил творению своему погрузить его, доктора, в бездонную пучину боли и страданий. Эволюционисты могут предложить иное, хотя в какой-то степени и комплементарное объяснение - организм концентрируется на одной задаче в каждый данный момент. Скончание жизни в челюстях льва, ранение в бою - это не адаптивное поведение, момент кризиса мало подходит для того, чтобы организм озаботился восстановлением поврежденных тканей - в этот момент у организма слишком много более срочных забот. Вызванная болью неподвижность, необходимая для выздоровления, наступает позже.
